Как переехать в Америку, или Путешествие из Петербурга во Флориду - Ярослава Полетаева

Я чувствую, что в его семье было не меньше горя и испытаний, чем в моей. Может ли это повлиять на наши отношения? Я все ещё думаю про наше будущее, хотя давно пора понять, что в реальности будущее не существует. Существует «сейчас», и я намереваюсь прожить это «сейчас» каждой своей клеточкой.

– Ты знаешь, мое воспитание было очень строгим, суровым даже. Я не стремлюсь общаться с отцом, да и он тоже. Он меня вырастил, но с какого-то момента я начал свою собственную жизнь, без его благословения или проклятия. Мы просто очень разные люди.

Я вижу, как Дэйва что-то глубоко мучает, но я оставляю расспросы для другого раза.

– Не сейчас, – говорит он. – Еще рано… Дай мне возможность насладиться нашим с тобой днем. Скажи, ты меня любишь?

Я молчу, потому что никогда, ни одному мужчине, я не говорила этих слов. Друзья – да. Вообще, я довольно легко говорю слова любви и благодарности, но первый раз в моей жизни что-то очень важное зависит от этих слов. Я отвечу ему завтра, а пока целую его, закрыв глаза и запустив руку в его шоколадные волосы.

***

Я тебя бесконечно люблю.

Если полем пойдешь до зари,

В позаросшем густом хмелю,

Мою душу сачком лови.

Если знаешь, о чем молчу,

Улыбнись мне крапинкой росы.

Я напиться жучком лечу

Сокровенным причастьем лесным.

Если веришь своим мечтам,

Это поле тебе знакомо.

Для кого-то далекий храм,

А кому-то – покровы дома.

Я тебя бесконечно люблю.

С той поры, как родится день

Каждый вздох пополам делю.

На твою помножаю тень.

И когда повернув назад,

Заплутаешь в лесной тиши,

Заходи вглубь брусничных гряд-

Это капли моей души.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В КОТОРОЙ МЕНЯ НИКТО НЕ КОРМИЛ ХЛЕБОМ, А ПОТОМУ ПРИШЛОСЬ ФИЛОСОФСТВОВАТЬ

Живя здесь в одиночестве, я понемногу начала скучать и по русскому языку, и по общению с нашими соплеменниками. Сначала мне было важно влиться в университетскую жизнь, найти друзей, работу, почувствовать себя полноценной частью общества. Но я всегда скучала по культуре образованного Петербурга, по многочисленным театрам и музеям, по культуре ходьбы, и по жизни в окружении архитектурных шедевров. В Америке не просто нет стремления к красоте, а даже какой-то обратный образ мыслей: все обусловлено только комфортом и практичностью. Конечно, большие города выделяются своей архитектурой, но Америка, как и Россия, – страна полей и деревень. Только у нас деревни северные и словно затерявшиеся в безвременье, а здесь – комфортабельные и с бассейном. Хотя деревня есть деревня. А значит только один культурный центр на поселение, да и тот магазин.

Внутри все эти дома – сущие дворцы. Интерьерный дизайн у них в большом спросе. А снаружи все они выглядят одинаково, хоть вешайся.

Так вот, без театров я жить как-то научилась, а вот без родной речи, еды и близкого общения не смогла. И чем дальше, тем сложнее было найти равновесие. Благо русский магазин был буквально под боком.

– Да ты напиши в русскую группу, представься, предложи уроки музыки на русском языке… Я тебя уверяю, у тебя будет море желающих! – сказала мне однажды моя знакомая продавщица, с щедростью наваливая мне развесного творожка.

Вот без чего бы я тут совсем не смогла жить, так это без моего любимого и дорогого (в прямом смысле слова!) творога. Как, оказывается, сильны воспоминания детства! Ничто не делало меня такой счастливой, как здешний фермерский сыр, разведённый в молоке по моему собственному рецепту.

Но что-то я отвлеклась. Послушавшись совета, я написала в эту интернет-группу. В первый же день откликнулось с десяток человек. Конечно, далеко не все стали брать уроки, но даже пару человек, с которыми можно было пообщаться на русском, приносили мне невероятную радость.

А вот моя другая работа предполагала общение с чужой культурой. Моя коллега-китаянка была мной постоянно недовольна. Она буквально пыхтела из-за моей физической невозможности играть на инструменте. – Когда ты сможешь играть? Как же ты даёшь все эти концерты?

– Я пою, Шин-Ю. Слава богу, что я могу петь.

– Ты поешь? Целую программу?

Я слышу в её голосе недоверие. Неужели она думает, что я вру? Что я придумала проблемы с рукой, только чтобы не демонстрировать детям гаммы?

– Да, я пою, а мой пианист играет несколько сольных номеров.

Я надеюсь, что в моем голосе безошибочно улавливается нотка оскорбленного достоинства. Хотя скорее всего, Шин-Ю чужда всяким тонкостям человеческих чувств – с детства она знала только труд и жесткую конкуренцию. Она проталкивала себе путь локтями, ногами и всем, чем только можно. Конечно, Шин-Ю видит во мне конкурентку, и тут на сочувствие надеяться не приходится.

Я дарю ей маску для волос, приглашая раскурить трубку мира. Но не тут-то было.

– Оксана, где ты свои уроки проводишь? Ты мне нужна здесь, в большой зале!

– Я делаю в точности то, для чего меня сюда пригласили, Шин-Ю. Я провожу короткие сессии с детьми, которые не успевают пройти материал на общем уроке. Ты же знаешь, как тяжело учиться скрипке, тем более в группе!

Так вот, с недавних пор я ненавижу среды. Как люди изо дня в день работают в корпоративных офисах, да ещё с людьми, которые их не переваривают? Загадка.

***

В один из вечеров, я прихожу домой и нахожу моего любимого грустнее обычного.

– Ты не представляешь, какое ты для меня счастье… -говорит он. – Я должен кое-что тебе рассказать. Но это не легко…

Я понимаю, что пришло время для серьезного разговора. Я наконец-то узнаю, что так тяготит душу этого прекрасного, но, во многом, все ещё незнакомца. Я, наконец-то, коснусь дна его бездонных глаз. И вдруг, наперекор всем моим мыслям и желанием последних месяцев, я не хочу знать его тайны, я боюсь этой глубины и неизведанности.

– Но сначала, я должен налить тебе вина…

Дэйв знает, как я отношусь к алкоголю, но я понимаю, что сегодня особенный вечер. Вечер, когда я, наконец, узнаю всю правду.

Он залпом выпивает свой бокал.

– Давным-давно, – начинает он рассказывать, – когда мне было лет семь, отец отвёз меня в дом моего дяди. Там было столько комнат, телевизионный экран с приставкой – я был счастлив вырваться из дома и играть без присмотра родителей. Я даже не заметил, что отец уехал, и оставил меня в этом незнакомом доме одного…

Я вижу, что Дэйв физически страдает. Его лицо перекошено гримасой боли, и он выпивает ещё одни бокал. Я молчу – мне все меньше хочется знать продолжение.

– Но я, конечно, был не один. Мой дядя, мой собственный дядя, пришел ко мне в комнату, где я играл на компьютере.

Salve Sancta Parens

Я уже знала, что произошло дальше. Мне не нужны были детали. Я уже слышала эту историю. Сколько ужасов переживают беззащитные дети, еще не способные отличить доброе от злого.

Я не знаю, что сказать. Я хочу поддержать моего любимого, хочу, чтобы он знал, что он не один. Не называя имён, я говорю, что знакома с этой ситуацией, и что очень важно адресовать своё прошлое. Возможно, даже встретиться со своим обидчиком лицом к лицу, получить ответы на мучающие вопросы…

– Мой дядя умер. Я не могу закрыть эту дверь, не могу отпустить мое прошлое. Я могу только затолкать его в подсознание, притвориться, что этого не было, что я все ещё цельное существо… Но страшная правда в том, что я сломан… Я не выпускаю эти чувства наружу, потому что иначе они захлестывают меня с головой, и я не смогу выплыть…

Он выпивает очередной бокал, а я говорю, что в этот